CqQRcNeHAv

Орфей спускается в ад, или Музыка и Холокост. Три истории

27 янвaря, в скoрбный дeнь пaмяти жeртв Xoлoкoстa, пoсмoтрим нa эту oгрoмную трaгeдию с нeoжидaннoгo рaкурсa — искусствa, музыки

Вeрoятнo, всe знaют фрaзу нeмeцкoгo филoсoфa и музыкaльнoгo тeoрeтикa Тeoдoрa Aдoрнo, кoтoрaя ужe стaлa клишe, o нeвoзмoжнoсти пoэзии пoслe Xoлoкoстa. A кaк нaсчeт музыки? Мoжнo писaть и испoлнять музыку — крaсивыe, изящныe звуки в нeчeлoвeчeскoм мирe — тaм, гдe цaрит смeрть? Мoжeт ли кoмпoзитoр oстaвaться aпoлитичным, кoгдa пoгибaeт подсолнечная? Музыкa в кoнцлaгeрe — этo пытки то есть (т. е.) спaсeниe?

Риxaрд Штрaус. Xудoжник внe пoлитики?

"Слaвa Бoгу! Нaкoнeц пoявился рeйxскaнцлeр, кoтoрый интeрeсуeтся искусствoм», — с oблeгчeниeм скaзaл 69-лeтний нeмeцкий кoмпoзитoр Риxaрд Штрaус (1864-1949) — aвтoр «Сaлoмeи» и «Тaк гoвoрил Зaрaтустрa», кoгдa в кoнцe янвaря 1933 гoдa Гитлeр пришeл к влaсти. Oднaкo вскoрe стaлo яснo, чтo oн рaнo рaдуeтся фюрeру-мeлoмaну.

В тeчeниe всeгo сущeствoвaния нaцистскoгo рeжимa Штрaус выбрaл прoмeжутoчную пoзицию — умeрeнный кoнфoрмизм. Aнтисeмитизм, прoпaгaндируeмый и прeтвoряeмый в многолетие нaцистaми, oн oтвeргaл, нo прeдпoчитaл нe гoвoрить oб этoм вслуx. Свoй прoтeст кoмпoзитoр вырaжaл в чaстныx бeсeдax, инoгдa в письмax и зaпискax. В чaстнoсти, oн нaписaл письмo в пoддeржку свoeгo либрeттистa Стeфaнa Цвeйгa, кoтoрoe пeрexвaтилo гeстaпo. Всeмирнo извeстный писaтeль Цвeйг с жeнoй снaчaлa вынуждeн был эмигрирoвaть, a зaтeм, oни вмeстe, пoкoнчили с сoбoй в брaзильскoм Пeтрoпoлисe в фeврaлe 1942 гoдa. «Я считaю трaвлю eврeeв Штрeйxeрoм и Гeббeльсoм пoзoрoм нeмeцкoй чeсти, свидетельством некомпетентности, сугубо подлым оружием бедной, ленивой посредственности в сравнении с чем … ума и большого таланта». Эту записку в свою очередь перехватили.

В 1944 году, для 80-летие композитора, смену) того, чтобы подарить Maybach, (то) есть предварительно планировалось, Гитлер ограничился скромной открыткой с за глаза станет прохладным приветствием, и это равным образом было знаком той немилости, в которую попал Штраус.

«Возлюбленный аполитичен, как ребенок», — писал Геббельс о Штраусе. Художника малограмотный трогали, но за ним следили, контролируя кажинный шаг. К тому же, безвыгодный только со стороны гестапо, только и «снизу»: стоило один раз Штраусу проигнорировать традиционное нацистское речь и не вскинуть живо долу руку, как в следующий раз в год по обещанию, когда он с опозданием прибыл для какие-то многолюдные торжества, исполинс, заполненный зал встречал его маловыгодный аплодисментами, а гневными криками, улюлюканьем и топотом ног… и глобально известный композитор, съежившись, получи дрожащих ногах, пробирался насквозь плотный поток ненависти к своему месту. Как бы то ни было, на эмиграцию, по примеру многих немецких художников, возлюбленный не решился.

Рихарда Штрауса хоть увидеть в фильме Лени Рифеншталь «Олимпия» — далее его лицо похоже держи маску и не отражает ниже всякой критики живой эмоции. Для Олимпиады 1936 возраст композитор написал довольно округлый «Олимпийский гимн» перед который тысячи белоснежных голубей взлетают в свод небес — удивительно красивый апофеоз пропагандистской фальши. И до сего времени было бы более то есть (т. е.) менее ничего, если бы далеко не одно «но». У Штрауса была смешанная дом — его невестка Алиса (Раша) была еврейкой. Ей совершенно время грозила депортация, и композитору пришлось принять на вооружение немало усилий, задействовать до настоящего времени свои знакомства в высших кругах Третьего рейха, для того чтобы она избежала концлагеря. Зато, избежав лагеря, женщина вынуждена была доходить до нас под домашним арестом до самого конца правления нацистов.

Рихард Штраус с невесткой Алисой; одесную картина "Мальчик" Исидора Кауфмана

В ноябре 1938 году, умереть и не встать время пресловутой «Хрустальной ночи», двух внуков композитора, Рихарда и Христиана, остановили после дороге в школу и заставили ни тепло ни холодно на группу евреев, которых собрали в площади. После этого оплевали их. Сие стало огромным потрясением и исполнение) детей, и для всей семьи композитора.

Бабуля Алисы Штраус, Паула Нойман, в 1942 году была депортирована в квартал Терезиенштадт (территория Чехии). Вопреки на всемирную славу и знакомства Рихарду Штраусу не посчастливилось ее освободить. Однажды спирт сел в машину и поехал в течение. Он требовал, угрожал; умолял, затем) чтоб(ы) хотя бы позволили испытать Паулу, но охрана ему отказала. Накануне ним даже не открыли врата. Паула Нойман умерла в лагере в конце войны ото истощения и болезней. Вскоре после этого ее смерти в адрес семьи пришла направление с некоторыми вещами, принадлежавшими покойной. Инуде был и небольшой портрет еврейского мальчика кисти Исидора Кауфмана — австро-венгерского художника еврейского происхождения, известного своими картинами, посвященными в основном местечковой жизни восточно-европейских евреев, в частности хасидов (живописец много путешествовал по Восточной Европе, бывал и в Украине).

Дача Рихарда Штрауса в Гармише и согласно сей день принадлежит семье композитора. Поблизости с письменным столом, за которым работал песенник, до сих пор висит оный портрет еврейского мальчика…

(столица — Аушвиц, или Солнечная вербункош в сердце тьмы

Фания Фенелон (Фаина Гольдштейн) (1908-1983), 35-летняя гувернантка еврейского происхождения, в январе 1944 годы лежала ничком на холодных нарах в лагере смерти Аушвиц-Биркенау. У нее была выбрита скальп, набит порядковый номер, к тому а она истекала кровью. Тех, кого привезли по (по грибы) два дня до нее, еще не было в живых. Фания была парижанкой, выпускницей консерватории, обладала замечательным сопрано, играла возьми фортепиано. С началом оккупации вступила в перемещение Сопротивления, пела в кабаре, задуривала голова нацистским офицерам, а потом, при случае те пьянели, фотографировала важные бумаги, которые были в их портфелях. Весною 1943 года ее схватили и отправили вначале в Дранси — крупнейший пересыльный (ребячья на территории Франции, а после, в товарняке для скота — в Аушвиц-Биркенау.

Целое, что она чувствовала — гастралгия и шок, а еще понимание, аюшки? это конец. Вдруг дева услышала, как капо, втащившийся в бараке, спрашивает, может ли кто именно-то спеть арию Баттерфляй. Забыв об всем на свете, симпатия рванула с места вслед после подаренным судьбой шансом; разувшись бежала по снегу, в (данное не оказалась в хорошо обставленной комнате в одном изо бараков. Ее посадили вслед за пианино Bechstein и устроили аускультация. Она его прошла и оказалась, по причине этому, в женском оркестре по-под управлением заключенной Альмы Розов – известной австрийской скрипачки и дирижера, племянницы Густава Малера.

Альма Розов, довоенный снимок з отцом, Арнольдом Розов, первой скрипкой Венской филармонии

У участниц оркестра был кортеж привилегий: душ, приличная одежду, неплохая рацион, тепло, отдельный туалет. Забава в оркестре была этакой временной индульгенцией. Их могли пригласить в любой момент — играть во (избежание чиновников СС, приезжавших в армия с инспекцией, в том числе и чтобы Генриха Гиммлера; по воскресеньям и праздникам, во на Рождество — для офицеров и их семей. Другой) раз — в лагерном борделе… У них никак не было выходных, праздников. У них была всего лишь труд и 8-9-часовые репетиции первый попавшийся день. Требовательная Альма хоть в концлагере оставалась прежде лишь музыкантом и требовала от своих подопечных полной отдачи и профессионализма. И сие было понятно — «нежели лучше мы будем пилить, чем разнообразнее будет свой репертуар, тем дольше нас безвыгодный расстреляют». А расстрелять их могли в первый встречный момент. Участие в оркестре давало определенные льготы, но, с другой стороны, вызывало завидность и ненависть у других заключенных, которые называли музыканток «болонками СС».

Промеж постоянных слушателей женского оркестра Аушвиц-Биркенау были Марья Мандель и Иоганн Кремер. Жестокие убийцы — они любили согнуться что-то из классики — взять, Моцарта или Шуберта, эпизодически «уставали от работы». Мандель — грозная руководительница женского отделения концлагеря Аушвиц-Биркенау, виновная в смерти почти что 500 тысяч людей, которых отправила в газовые камеры. Не больше и не меньше она и была инициатором создания женского профессионального симфонического оркестра.

Иоганн Кремер — оператор, профессор анатомии Вестфальского университета, медик Аушвица, который участвовал в массовых убийствах и медицинских опытах. В стремнина 1940-1945 годов он вел календарь, в котором тривиальные факты жизни — хрумка, сон, собственный физическое накопления, развлечения, светские разговоры, безносая любимой канарейки, — перемежаются с описаниями участия в массовых казнях, опытах и ​​наказаниях заключенных. Уписывать там и о музыке. Что касается самого лагеря, ведь Кремер дал ему бешено исчерпывающую характеристику: «"Плутона)"  Данте похоже мне почти комедией. Не с ветру Освенцим называют лагерем смерти.. »

Фания Фенелон выжила. В начале 1945-го, ее купно с другими участниками оркестра, перевели в Берген-Бальзен, идеже должны были расстрелять, однако в середине апреля 1945 годы их освободили британцы. Фанни — на свет не глядел бы больную тифом, весом 65 фунтов (этак 30 кг), вынес получай руках из барака британский конскрипт. Первое, что она сделала — спела в (видах освободителей и ВВС «Бог, храни королеву» и «Марсельезу».

Фания Фенелон

В 1976 году умереть и не встать Франции вышли в свет ее воспоминания, позже переведенные на многие языки решетка. История о женском оркестре в Аушвиц-Биркенау получила огласку. «С смерти меня спасли музычка, отличное чувство юмора и факт. Видимо это очень (нет…», — говорила возьми склоне лет Фания Фенелон. И добавляла: «Чувствую ли я себя виновной, будто выжила? Нет. Чувство вины может находиться (в присуствии) у того, у кого есть перевыборы, а у нас его не было». Все же, у многих выживших лагерных музыкантов наитие вины оставалось до конца жизни. И некоторые люди не выдерживал его, таково же, как не выдерживали воспоминаний.

«Колыбельная ради моего сыночка в крематории» …

Примо Леви (1919-1987), какой оставил одни из самых пронзительных воспоминаний о пребывании в концентрационном лагере, рассказывал о книжка, как музыка становилась мукой и пытками, точно невыносимо ее было слышно — сии бравурные или ностальгические звуки, почти которые те, кто был в состоянии — колоннами шли на работу, который не мог — умирал в муках, а кого-ведь под нее расстреливали и вешали. Сие была адская музыка тотального геноцида, — с десяток мелодий: приморье и популярные песни, милые и дорогие на нос немцу. С рассвета, днем ​​и на ночь глядя. «Они останутся в нашей памяти и будут последним, чего мы забудем о лагере; они — лай лагеря, его геометрического безумия…»

Однако, была и другая музыка — музон заключенных, жертв. Может, симпатия не принадлежала к образцам высокого искусства, только она была одним с средств культурного выживания (и не входя в подробности выживания), психологического сопротивления нацистскому террору и садизма. Простое крик под нос, бессловные импровизации (еврейские «нигуны», так есть «мелодия»), высвистывание — все это помогало если только не устранить все угрозы и опасности, однако, по крайней мере, пробежать страх, сохранить традицию и равенство. Простые, бесхитростные мелодии возьми такие же простые словоблудие, позволяли преодолеть отчаяние, перебои и увиденный ужас. Иногда в них был зов к мести, даже тонкий израильский юмор, слабая надежда, однако, в основном, боль и печаль, горечь потерь.

Арон Либескинд, часовых дел мастер из польского Билгорая, стал свидетелем страшной смерти жены и двухлетнего сына в Треблинке. Взяв семь раз разделили — женщину с ребенком зараз направили в газовую камеру, а Арона — в специальную команду, собранную изо крепких молодых заключенных, которая махинатор трупы из газовых камер и сжигала их в крематории. Они работали по тех пор, пока безлюдный (=малолюдный) истощались и не становились похожи для скелеты, а это происходило порядочно скоро, — тогда их самих отправляли в газовые камеры. Арону Либескинду пришлось выуживать и сжигать тела самых близких и самых родных людей… ,

Лександр Кулисевич побывал в Заскенхаузене в конце 1960-х годов

Ради хоть как-то узнать на собственном опыте горе, он написал песню «Колыбельная пользу кого моего сыночка в крематории». Песню дьявол передал Александру Кулисевичу — польскому заключенному Заксенхаузена, которому посчастливилось выжить. Кулисевич был певцом, автором-исполнителем многих песен, написанных им в концлагере, а до сей поры он известен тем, а собрал самую большую коллекцию музыки, созданной узниками нацистских концентрационных лагерей. Отмечать что-заключенным в концлагере запрещалось, по (по грибы) это карали смертью. Кулисевич обладал феноменальной памятью — к нему приходили всё-таки: евреи, чехи, французы, немцы — симпатия закрывал глаза, а они диктовали ему поэзия, песни, а он их запоминал: «Всякий мог проверить — через три месяца, годочек, четыре года — «истина» записи. Только сие и позволило мне выжить: ощущеньице, что я борюсь, что я кому-так нужен, что во ми живет и с каждым днем ​​разрастается «лирический осьминог» ненависти, обиды и счастливый случай сокровенных желаний всех нас…», — вспоминал Кулисевич.

Гербарий Александра Кулисевича — бесценный галотерм по истории Холокоста. Безотложно она находится в Архиве Мемориального Музея Холокоста США в Вашингтоне.

Метрополитен-музей-мемориал Холокоста в Вашингтоне

А касается Украины, то впечатляющую коллекцию еврейского музыкального фольклора — еврейских народных песен, клезмерской музыки, словно довоенного периода, так и времен Следующий мировой войны, Холокоста, собрал исключительный еврейский фольклорист, музыковед Монюка Яковлевич Береговский (1892-1961). По, именно Береговский и ввел в 1938 году дифференцирование «клезмерская музыка». Долгое хронос считалось, что уникальная гарнитур(а) ученого потеряна, но в начале 90-х возлюбленная нашлась в Национальной библиотеке Украины имени Владимира Вернадского.

Нюраха Штерншис, профессор кафедры идиш Университета Торонто, работая в начале 2000-х с коллекцией Береговского, разбирая пожелтевшие, урывками рваные листы (с нотами и помимо) – была потрясена тем, как ей открылось — огромным материком песенного творчества древнего народа, кто изверги хотели стереть с лица поместья… В некоторых песнях убирать описания массовых убийств в Бабьем Яру, Тульчине, в других местах… Бесконечно трогательна песня «Мамес Грув» ( «Погребение моей матери»), написанная в 1945 году 10-летним еврейским мальчиком изо Брацлава… на основе сих песен был записан альбомчик Yidish Glory («Осанна идиш: утраченные песни Следующий мировой войны и Холокоста»), тот или иной номинировался на шестьдесят первой (2019) премии «Грэмми» в категории world music.

Светуха Шевцова, Киев

На первом фотоотпечаток: кадр из фильма "Перекидываться, чтобы выиграть время" согласно книге Фании Фенелон

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.